[Baiba69]

И снова Саша/Рома.
Бибигон, автору привет передала

Александр Юрьич сидел на совещании и машинально делал пометки в блокноте. Внимательно следил за докладом выступающего, подмечал слабые и спорные места. Готовил вопросы. И параллельно размышлял о своем будущем. Предстояло сделать выбор – карьера чиновника или кресло Президента «Зималетто», которое основательно шаталось под Ждановым. Если бы не Малиновский и Пушкарева, покрывающие его аферы, то солнцеликий уже валялся бы лицом в луже. Почему Жданов вызывает у него раздражение? Ведь не было же такого в детстве?
Вернулся тогда из Англии, встретился с приятелями, пообщался. И сразу испытал глухую неприязнь. Они спелись, эти двое. Повзрослели, стали успешными и самостоятельными. Им больше не нужен был вожак. Он почувствовал себя лишним. Нет, можно было, конечно, вписаться, стать неразлучной троицей, вместе шататься по развлекательным заведениям и прожигать жизнь. Но его это не прельщало. Там, в колледже, он понял одну важную вещь – в жизни можно рассчитывать только на себя. От твоих силы, ума, изворотливости зависит все – как тебя примут, какое место займешь в жизни. Родители, посылающие домашних деток в элитные закрытые заведения, и не подозревают, что там творится порой. Какую школу жизни приходится проходить их тепличным чадам. Такое не во всех детдомах встретишь. Он вот выстоял, не ныл слезно: «Заберите меня, пожалуйста!». Поставил себя пусть и волчонком-одиночкой, но все же опасным хищником. Если в детстве все рискованные проказы затевались для адреналина, для того, чтобы проверить себя, чтобы уловить отблески восторга в глазах товарищей, то потом они послужили ему хорошей защитой. Кто станет связываться с отчаянным, готовым на безумства парнем? К тому же, Алекс быстро разобрался, что силой ума можно добиться большего. Уметь выждать нужный момент, просчитать ходы противника и нанести точный и сокрушительный удар. А если заранее разведать уязвимые места? И никогда не расслабляться?
Навыки иезуитства пригодились позже в работе. Да и в бизнесе будут важны, если он все же уйдет со службы. Итак, рассчитывать только на себя. Никому не доверять. Не ждать милостей от природы. Жизнь раз за разом подтверждала эти нехитрые правила. Вот, например, любишь ты родителей. Чувствуешь их любовь и поддержку, а потом – ррраз! Нелепая авария, крушение сложившегося мира. И остаешься один, опустошенный и разбитый. Держит в узде лишь обязанность заботиться о сестрах и привычка держать лицо. Обожаешь сестер… Но одна – уходит в полнейший астрал. А другая бредит твоим соперником. Естественно, он простил Кире голосование на Совете. Она слабая женщина, хоть и с воропаевским норовом.
А его отношения с женщинами, вообще, отдельная тема. Увлекался не раз, но ни разу не влюблялся. Были и провалы, как случай с Клочковой. Как он был близок к катастрофе! Если бы Вика застала их с Дмитричем вместе, то пришлось бы ее убить, как опасного свидетеля. Иначе, она не замолчала бы. Дурацкая идея придурка Малиновского! А он-то сам чем думал? Утопил мозг в коньяке? Но нет худа без добра… Да и Вика - это скорее исключение. Обычно он выбирал себе дам осмотрительно, подпускал к себе не надолго. Ценил, скорее как произведение искусства и источник удовольствия. Есть, разумеется, пара знакомых, достойных уважения. Пушкарева вот из сильной породы, хоть с виду курица. Пороха не нюхала, девочка-ромашка, но все еще придет. Повоет от боли, переплавится. А боль будет, куда же без нее. Появится и стальной блеск в глазах и умение брать от жизни свое. Разберутся еще в «Зималетто» в чудной умнице… Он бы с ней поработал. Потягался.
Та же Виноградова. Сильная и решительная, умная, независимая. Встречался он с ней недолго, без взаимных обязательств. С такой надо дружить. А увлечешься ухаживаниями, расслабишься… Не дай бог, окажешься в зависимости… Нельзя проявлять слабость, сразу сожрут. И чем сильнее был раньше, тем ожесточеннее будут рвать на части.
А Жданов умеет доверять. В этом и сила его (до поры до времени) и глупость. Перекладывает на Малиновского с Пушкаревой решение проблем. Но, чем больше звеньев в цепи, тем больше вероятность, что среди них найдется слабое. Вот обидится Екатерина Валерьевна на что-нибудь… Или Рома задумает свою игру вести...
А Ромка такой, он способен. При всем кажущемся добродушии, он обожает ввязываться в авантюры, ставить на кон все. Это и привлекало в нем. А еще – готовность слепо шагать за Александром в неизвестном направлении, не становясь тряпкой. Как в детстве. Хотел – вровень был. Хотел – доверялся и подчинялся. Как в этот раз. Сначала и трусил и храбрился… И отказывался признавать собственные реакции. А потом – отпустил вожжи… Александра захлестнула волна воспоминаний-ощущений. Его настойчивые руки, скользящие по незагорелому вздрагивающему телу. Плавящийся под его губами Рома. Ответные безудержные и рискованные ласки. И чувство абсолютной власти, доводящее до исступления, пробуждающее неизвестные доселе инстинкты.
Карандаш в его пальцах жалобно хрустнул и сломался пополам. Коллеги удивленно покосились на обычно сдержанного Александра Юрьевича. Вот ведь, как человек о деле радеет! Даже докладчик засомневался в последней фразе, начал лихорадочно прикидывать, в чем допустил оплошность. Воропаев скрестил руки на груди, изобразил на лице мину чрезвычайной заинтересованности и внимания. Секундная заминка и совещание продолжилось. И размышления тоже.
Это было дважды противоестественно. Во-первых, Александру было впервые с кем-то так хорошо. Отступило отвоеванное и взлелеянное одиночество, и захотелось, что бы утро не наступило как можно дольше. Во-вторых, он позавидовал Малиновскому. Тому, как он может быть открыт, беззащитен и щедр. И даже получает от этого удовольствие. Закрадывалось сомнение, действительно ли так хорошо быть главным и подчинять себе все вокруг. Эти обстоятельства смущали Воропаева гораздо больше, чем то, что он впервые переспал с мужчиной. Переспал и переспал. Следование зову плоти как раз понять и оправдать можно. Зачем жалеть о чем-то? Лучше попытаться извлечь максимум выгоды.
Он задал докладчику припасенный вопрос и снова вернулся мыслями к Роману. Когда смотрел на него утром – чего ждал? Хотел застать момент пробуждения, застигнуть самую первую, саму искреннюю реакцию. Ловил внимательным взглядом оттенки эмоций на подвижном лице Малины, искал отвращение или брезгливость. Сожаление. Нашел все, что угодно, но не это. И напряжение его немного отпустило. А потом схватило так, что он сбежал на работу. Слишком хорошо Рома чувствовал себя у него дома. Слишком естественно смотрелся в квартире, закрытой для посторонних. Зачем он оставил ему ключи? Просто так. Пусть будет иллюзия свободы выбора. Пусть щекочет нервы вероятность, что они могут встретиться снова. Пусть. А он пока подумает, что делать со всем этим.

Все захлопали. Не энергично и восторженно, как в театре, а вяло, то ли выражая благодарность тому, что речь оказалась не очень длинной, то ли тому, что вызвала одобрение начальства. А начальство - это он, Александр Юрьевич. И выступление было грамотным, по существу вопроса. Толковый мужик Свиридов, ничего не скажешь. Даром, что голубой. А кто здесь не без греха? Василь Петрович, который на чиновничью зарплату достраивает дом на Кипре? И не какую-нибудь халупу, а трехэтажный особняк. Или Левин, живущий на две семьи и бесконечно тискающий секретарш в укромных уголках? Зануда Головенко, собиратель антиквариата, помешанный к тому же на еде и потому переваливший при полуметровом росте за сотню кэгэ? Вечно молодой Евгений, бегающий от инфаркта по утрам и вечерам, к которому невозможно пробиться на прием? И который с невыразимым удовольствием складывает заявления и жалобы в долгий ящик и выдает положительные резолюции только по прямому указанию сверху. Паноптикум, да. Несомненно. Но свой, хорошо изученный и управляемый. Вот только одно убивает – понимание, что и ты являешься марионеткой, дергаемой сверху людьми ни чуть не лучше этих. Поэтому и возникло желание уйти в бизнес, зависеть в большей степени от коньюктуры рынка и собственного чутья на нее. А связи он рвать не будет, как без них.
После подведения итогов, все расходились, отпущенные царственным кивком. Свиридов чуть замешкался, пришлось похвалить работу нового заместителя и пожать руку. Александру померещилось, что Дмитрий смотрит на него понимающе и как-то… значительно. Вдруг, правда то, что они своих чувствуют по флюидам? Нет, скорее ему просто померещилось. Да и не свой он. Никому не свой. Наградил Свиридова тяжелым, предупреждающим взглядом. Старательный работник – это, в первую очередь, кандидат на твое место. Все остальное – вторично. И пока он не свалил с этой гребаной службы, надо быть начеку.
Открыл ящик письменного стола, покрутил в руках хронограф в стальном корпусе. И как некоторым удается жить, беззаботно порхая и не оглядываясь по сторонам?