Саша/Рома
«Мииилаяааа мояааа, взяааал бы я тебяааа…
Но там, в краюууу далекоооом, чужая ты мне не нужнааа»…
Алекс отмахнулся от навязчивой мелодии, вот уже несколько минут терзавшей его слух неправильной тональностью. Не могло радио-Ретро так врать. Малиновский что ли в душе надрывается? А вчера все больше молчал. Сунул голову под подушку, и пение стало звучать приглушеннее, освобождая в голове место для переосмысления ночных страстей.
А Роман, суетящийся на кухне, поставил в духовку полуфабрикат лазаньи и привалился к стене, тщетно пытаясь остыть и перестать машинально перебирать вчерашнее.
читать дальше- Я в душ. Ты со мной?
Рома остановился в дверях ванной комнаты и подождал, когда Саша без всякого стеснения совершит «омовение». Протянул большое полотенце с Карлсоном, но Алекс его не взял. Вместо этого подошел вплотную, остановился, скрестив руки на груди, с вызовом уставился в зеленые глаза, наблюдая, как они темнеют. Когда Ромка стал нерешительными движениями промокать холодные капли на разгоряченном теле, стащил с него рубашку и подтолкнул в сторону комнаты.
- Я… мне... в душ… - отступая в спальню, промямлил Рома.
- Ага. Чистое тело, чистые помыслы… Или хочешь в душе? – нетерпеливо ухватил за пояс джинсов и подтянул к себе и зашептал на ухо хрипло:
- Как ты сегодня хочешь? В ванной? На полу? На столе? – и вопреки предложенному выбору толкнул несильно на кровать.
«Реванша не будет», - как-то сразу понял Малиновский. «И фиг с ним, с реваншем». Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Сашка остался и поэтому он не собирался спорить и ломаться. Пусть делает все, что захочет…
Однако после того как вынырнул из головокружительного беспамятства, научился дышать ровно, он выкурил сигарету и снова вернулся к навязчивой мысли.
- Саш… - думал, что тот задремал и не услышит его шепот.
- Ну, - лениво отозвался Александр.
Ох, этот Малиновский! Все ему покоя не дает извечный после-вопрос.
- Саш… Тебе понравилось?
Ну вот. Он так и думал. Однако что-то в тоне мужчины его насторожило.
- Да. Понравилось. Можешь, наконец, успокоиться, неугомонный, ты был великолепен. Так, кажется, принято говорить?
Сейчас он скажет, что ему тоже…понравилось. Как в плохом фильме.
- А хочешь узнать, как было мне?
- Расскажешь в красках? Приготовить диктофон? Добрый-вечер-добрый-вечер-добрый-вечер-с вами-Андрей-Малахов-и-передача-«Пусть-говорят».
Неожиданный кульбит в груди тут же отозвался внизу живота, а набор слов послужил удачной маскировкой.
- Я… лучше покажу… - во вкрадчиво-интригующем Ромином голосе звучали и просьба, и обещание.
- Ты меня совращаешь что ли? – уточнил Саша.
- Угумм. – Малиновский пододвинулся и дал волю рукам. И губам. Нежно-нежно… слегка дразняще… Сам себе приговаривал: «Осторожно, Рома, представь, что ты на минном поле…». Успокоить страх… «Надо же! Сашка – боится!» Не задеть ненароком пружину самолюбия… «Ой, не пришлось бы срочно катапультироваться с балкона!». Расслабить, … пробудить любопытство, переключить мозг на поглощение новых ощущений.
Алекс закрыл глаза, борясь с паникой. «Ну? Ты же хотел знать? И это не страшнее, чем стоять на руках на подоконнике четвертого этажа в студенческом общежитии. И не больнее, чем держать руку над костром, следя, чтобы не отдернуть ее первым из пацанов.
- Са-а-аш. Посмотри на меня?
«Не попробуешь – не узнаешь», - ясно прочел Рома в черных глазах.
Ромка тряхнул головой, отгоняя видения, сунулся в духовку. Чуть не сжег завтрак!
Вот, блин, кулинар и гостеприимный хозяин. Задел нечаянно горячий поднос, ойкнул, затряс рукой. Сунул запястье под холодную воду и снова запел, но тихонько:
«Мы к вам приехали на чаас. Привет, бонжур, хэллооу…
А ну, скорей любите наас. Вам крупно повезлоооо».
Начал давиться смехом. Снова эта двусмысленность! Сегодняшним утром ничего не могло испортить его настроение, оно было замечательным, хоть Рома и не испытывал ожидаемого торжества. Слова «месть», «реванш», «поставить на место» казались глупыми и чужими. Видимо, это действительно не его. Но репертуарчик надо сменить.
«Рыжая, рыжая, ты на свете всех милей…
Рыжая, рыжая, не своди с ума парней»
А ведь сейчас его будут бить. Долго и со знанием дела. Рыжий, рыжий, не конопатый убьет Ромочку лопатой… Или ножкой от табуретки… Но хулиганство не отпускало.
« Ты меня люууубишь, лепишь, творишь, малюешь… Оооо, это чудооо…»
- Малиновский, заткнись! – вопль из комнаты прервал пародию на Серова и заставил Рому всхлипнуть от очередного приступа смеха. Крикнул в ответ:
- Завтракать на кухне будем или тебе на подносе в постель принести?
После небольшой паузы из спальни пророкотал воропаевский баритон:
- Я убью тебя, лодочник!
« А чего ты ждал, Алекс? Скажи спасибо, что он не вспомнил «Любовь повернулась ко мне… »… Ну и что. Пусть Ромка радуется, не порти ему утро. Ты же хотел? Ну и как? Тот, кто испытал темный восторг абсолютной власти, может в полной мере оценить болезненное наслаждение абсолютного подчинения… Две стороны одной медали. Состояние уязвимости подчеркивает твою несверхчеловечность, рождает временное желание искать поддержку у кого-то близкого. Кира? Не в этом вопросе. Рома? Близкий по духу и по ситуации… Доверившись телом – довериться душой и помыслами?… Ага. И начать – с открытия того, что на днях в «Зималетто» сменится власть. Заставить выбирать – предупредить Андрея или сохранить тоненькую ниточку, протянувшуюся между ними. А самому смотреть, как Ромка елозит на адовой сковороде, как все же несет новость другу, понимая, что тем самым рвет призрачную связь. И в чем тогда смысл? Какая радость? Все предсказуемо. Зачем развивать что-то большее из легкой интрижки?».
Натянул брюки, набросил рубашку, отправился на кухню.
- Где тут питают с л у ч а й н о задержавшихся гостей? Ба! Итальянский завтрак? Ромио, ты всех по утрам так кормишь, или только мне особый почет?
- Только для VIP! Чай, кофе? Вино, коньяк?
Он был в джинсах, и обернутом вокруг бедер клетчатом полотенце, по подобию официантов в пиццерии. Мокрые после душа волосы забавно топорщились.
- Чай, кофе - потанцуем, водка, пиво – полежим? У нас сегодня прямо-таки «Золотой граммофон». Кофе без сахара, пожалуйста.
Ромка подскочил, налил кофе, перебросил салфетку через руку и замер в шутливом полупоклоне, подавая маленькую чашку со слоником. Саша подыграл – отпустил гарсона небрежным жестом. Малиновский плюхнулся на соседний стул, выхватил из руки Воропаева бутерброд, откусил и вернул на место. Удивленно приподнявшиеся брови его не смутили. Улыбнулся белозубо и беспечно.
- Сашк. Как теперь все будет то? – подпер кулаком подбородок.
- Поженимся и нарожаем детишек, - съязвил Алекс.
- И кто из нас шут? Я же серьезно. – Рома почти обиделся.
- А разве что-то изменилось, Малина? Ты не слишком преувеличиваешь значение нашего кувыркания? В прошлый раз – утренняя трагедия. В этот раз – мечты о совместной старости? Экий ты… фантазер.
– Ты что, Саш, какие трагедии, а тем более мечты? Я и постоянство… Это как ты – и сострадание. Но мы же будем встречаться? Иногда?
- Думаешь, нужно? – Саша задумчиво уставился на холодильник в наклейках с гоночными машинами.
- Если ты из-за…
- Нет.- Резко оборвал его Алекс. – Я никогда не жалею о том, что сделал. Ни-ког-да. И никогда не делаю того, что не хочу. А вот тебе стоит жалеть. Что скажет Жданов, когда поймет, что ты проводишь время с его врагом? Не обвинит в предательстве? Не пришьет шпионаж? Не отвернется, узнав подробности?
- А вы помиритесь! – Рома понял, что сказал нелепость. - Хотя… в любом случае, нам надо быть осторожнее.
«Нам» отозвалось эхом в наступившей на кухне тишине.
- Нам надо - все закончить прямо сейчас. Так будет легче и проще. – Александр встал, показывая, что разговор окончен. Он снова был главным, впрочем, как всегда. – За кофе спасибо.
«Ну и подумаешь! Не очень то и хотелось!» - думал Рома, оставшись один в пустой квартире. Вяло ковырял вилкой остывшую лазанью, поглядывая на свои часы, выложенные перед уходом Сашей на стол.
«Так будет легче. Всем», – убежденно повторил себе Воропаев, садясь в такси.
[Почему-то ни легкости, ни простоты не получалось.
Рома, отбросив напускную веселость и привычную легкомысленность, все свободное время скрипел мозгами, анализируя и делая выводы.
«Все очень просто – тебе со мной… кайфово. Но ты не уверен, что и мне с тобой так же. И еще – сомневаешься, что это правильно».
А ведь прав Сашка. Кайфово. Словечко напоминало безумные выходки детства, бешеный адреналин и страх быть пойманными на запретном. Будто снова залезли в чужой сад, рвали кислые яблоки, зная, что где-то рядом отвязана кавказская овчарка, а у хозяина есть ружье с солью. В то время, когда дома благополучных деток ждали корзины с заморскими фруктами, прочие излишества и ремень строгого отца, стыд, раскаянье. И клятвенные заверения: «Я больше не буду!», даваемые горячо, искренне, и тайная мысль, что можно придумать что-то другое, не менее захватывающее.
А то, что не уверен в Воропаеве – только подстегивает. Хотя нет. Что Воропаеву тоже «кайфово», он успел убедиться. И дело не в том, кто кого, кто громче стонал или сильнее извивался … а в том, что какую бы чушь Сашка не произносил вслух – Рома чувствовал, что ему хорошо с ним. Им обоим хорошо. Вместе. Говорить то Воропаев мастак, особенно колкости и гадости, лишь бы никто не понял, что он чувствует на самом деле, лишь бы не пытались пробиться за крепостную стену, которой он себя окружил. Его, Рому, он пустил ненадолго во внешний двор, постоять у ворот на одной ноге, и тут же указал место «в прихожей на коврике», чтоб не забывался. Оскорбленность уже отступила, Малиновский справился с ней на удивление быстро. Не то чтобы – плюнули в лицо – и утерся, а скорее решил не обижаться на больного. Даже любопытно стало, как после заверений в необходимости все закончить, Алекс умудрится найти повод для новой встречи.
В правильности и сомневаться нечего – что же тут правильного, если хочется снова встретиться с вреднющим гордецом. И снова – дело не совсем в сексе. Тянет его к Алексу, необъяснимо и пугающе тянет.
Смешно. Было бы это приключение с очередной Олечкой-Леночкой, Жданов, услышав про такую тягу, обязательно схохмил:
- А если это любовь? Большая и чистая, как вымытый слон?
Слава богу, здесь про любовь и мысли никакой не мелькнет. Давно утерянное притяжение, некое родство в устремлениях и понимание взаимных желаний, притязаний и ограничений. Конечно, плюс эротическая составляющая. К голубым Рома себя по-прежнему не относил, но признавал, что «кувыркания» с Алексом ему понравились. Вот умеет он подобрать противное словечко, которое потом никак не отцепится!
Никаких сантиментов. Только желание быть принятым в диковинном готическом замке. Протоптать туда дорожку, заполучить собственное место у пылающего камина. Почувствовать, что тебя бесповоротно признали своим.
И все же… вдруг, это действительно – финиш? Вдруг не отгораживание ехидством, а нежелание общаться… Что он сделал не так?
«Ну не дурак ли ты, Александр Юрьевич?» - вопрошал Воропаев свое отражение в зеркале лифта. «Не на свидание едешь, на Совет акционеров. И несешь с собой бомбу в относительно тоненькой папке, которая сегодня взорвет гудящий улей «Зималетто». Сосредоточься. День-то грозит стать знаменательным, а ты… А ты раздвоился, причем бОльшая половина занята мыслями о Малиновском. Сильно ли тот обиделся?
«Но мы же будем встречаться? Иногда?
- Думаешь, нужно?»
Сказал бы кто так тебе самому… все. На этом бы можно было ставить точку. Ты бы – никогда даже поздороваться не подошел. И не преминул при случае свинью подложить. Ромка быстро отойдет, он другой. Нет в нем обнаженного нерва гипертрофированного самолюбия. Ой, да у нас сегодня приступ самобичевания? Какой я нехороший, Рому «послал». Послал – значит, судьба такая. Планида, как говаривала бабушка. Все равно это ни к чему путному не приведет.
Осторожничаешь, Саша? Огласка нежелательна, но не ужасна. В наших кругах бисексуальность не такая редкая вещь, чтобы все показывали пальцем. Кира, Кристина… Попереживают и привыкнут. Меньше любить не станут. Павел и Марго? Сделают вид, что не в курсе. Вот обыватели мусолить новость начнут, строить догадки, сплетничать о нюансах твоей личной жизни – неприятно,… но не смертельно. Так может, не стоило решительно отказываться от редких, к обоюдному удовольствию, встреч с Малиновским? Или все дело в том, что тебе этого мало? Мало приходящего приятеля, хочешь заполучить его в свое безраздельное владение? Чтобы сидел и терпеливо ждал, когда тебе придет в голову идея позвать его, пригласить развлечься? Странные собственнические инстинкты, не находишь? Ладно бы – любовь неземная, как говорится: «люблю, жить без него не могу…». Ан нет. Просто чтоб было твое и больше ничье.
Каждому, кто уезжает надолго из дома, по возвращению – в отпуск ли, на каникулы, становится заметно, что он выпал из реальности своих друзей. Они помнят тебя, ждут с нетерпением приезда, радуются, но постепенно отдаляются. Вот так, уставая от английского зверинца, ты торопился домой, к друзьям, к родным, с трепетом ожидая момента, когда можно будет сбросить маску уверенности и высокомерия, расслабиться, быть самим собой. Но от каникул к каникулам подмечал, что Ромка отчуждается, что рохля Андрюха, на которого ты привык смотреть снисходительно, как на своего вассала, из ведомого превращается в признанного баловня судьбы, уводя за собой твоего друга. И принял это как неизбежность. А теперь? Тебе кажется, что он возвращается, твой друг? Нужно ли тебе это? Подумай! Отдаешь ли ты себе отчет, что Малиновский всегда будет сиамским близнецом Андрея? Он всегда будет выбирать Жданова, какие бы отношения у вас не сложились. А ты – ни за что на свете не станешь строить козни, чтобы разбить эту пару, потому что хочешь, чтобы все было по н а с т о я щ е м у.
Упс, как говорят подростки. Вот вы и договорились Александр Юрьевич. Вам, значит, нужен Малиновский, чтобы пришел сам, и добровольно разделил ваше гордое одиночество. Охренительно, мягко говоря… А мне то казалось, вы довольны своей жизнью…
Как же это здорово, что ты все оборвал на начальной стадии! При тебе – драгоценная независимость. И все понятно: ты по эту сторону, они – по ту. Сейчас начнется совет, Жданов будет воспевать свои успехи, а ты посадишь его в лужу, докажешь, что он неудачник и разгильдяй. Будешь торжествовать, читая на лице всей троицы заговорщиков растерянность и панику. И даже удержишься от сакраментального «Я же вам говорил» обращенного к Кире и Ждановым.
А Рома… Чтож, придет, так не выгонишь. Почему не порезвиться разок-другой, если приспичит. Но никаких глупостей во множественном числе. «Мы», «Наше», «Нам»… Не потакать глупым фантазиям.
Каждый сам по себе».
/MORE]
«Мииилаяааа мояааа, взяааал бы я тебяааа…
Но там, в краюууу далекоооом, чужая ты мне не нужнааа»…
Алекс отмахнулся от навязчивой мелодии, вот уже несколько минут терзавшей его слух неправильной тональностью. Не могло радио-Ретро так врать. Малиновский что ли в душе надрывается? А вчера все больше молчал. Сунул голову под подушку, и пение стало звучать приглушеннее, освобождая в голове место для переосмысления ночных страстей.
А Роман, суетящийся на кухне, поставил в духовку полуфабрикат лазаньи и привалился к стене, тщетно пытаясь остыть и перестать машинально перебирать вчерашнее.
читать дальше- Я в душ. Ты со мной?
Рома остановился в дверях ванной комнаты и подождал, когда Саша без всякого стеснения совершит «омовение». Протянул большое полотенце с Карлсоном, но Алекс его не взял. Вместо этого подошел вплотную, остановился, скрестив руки на груди, с вызовом уставился в зеленые глаза, наблюдая, как они темнеют. Когда Ромка стал нерешительными движениями промокать холодные капли на разгоряченном теле, стащил с него рубашку и подтолкнул в сторону комнаты.
- Я… мне... в душ… - отступая в спальню, промямлил Рома.
- Ага. Чистое тело, чистые помыслы… Или хочешь в душе? – нетерпеливо ухватил за пояс джинсов и подтянул к себе и зашептал на ухо хрипло:
- Как ты сегодня хочешь? В ванной? На полу? На столе? – и вопреки предложенному выбору толкнул несильно на кровать.
«Реванша не будет», - как-то сразу понял Малиновский. «И фиг с ним, с реваншем». Больше всего ему сейчас хотелось, чтобы Сашка остался и поэтому он не собирался спорить и ломаться. Пусть делает все, что захочет…
Однако после того как вынырнул из головокружительного беспамятства, научился дышать ровно, он выкурил сигарету и снова вернулся к навязчивой мысли.
- Саш… - думал, что тот задремал и не услышит его шепот.
- Ну, - лениво отозвался Александр.
Ох, этот Малиновский! Все ему покоя не дает извечный после-вопрос.
- Саш… Тебе понравилось?
Ну вот. Он так и думал. Однако что-то в тоне мужчины его насторожило.
- Да. Понравилось. Можешь, наконец, успокоиться, неугомонный, ты был великолепен. Так, кажется, принято говорить?
Сейчас он скажет, что ему тоже…понравилось. Как в плохом фильме.
- А хочешь узнать, как было мне?
- Расскажешь в красках? Приготовить диктофон? Добрый-вечер-добрый-вечер-добрый-вечер-с вами-Андрей-Малахов-и-передача-«Пусть-говорят».
Неожиданный кульбит в груди тут же отозвался внизу живота, а набор слов послужил удачной маскировкой.
- Я… лучше покажу… - во вкрадчиво-интригующем Ромином голосе звучали и просьба, и обещание.
- Ты меня совращаешь что ли? – уточнил Саша.
- Угумм. – Малиновский пододвинулся и дал волю рукам. И губам. Нежно-нежно… слегка дразняще… Сам себе приговаривал: «Осторожно, Рома, представь, что ты на минном поле…». Успокоить страх… «Надо же! Сашка – боится!» Не задеть ненароком пружину самолюбия… «Ой, не пришлось бы срочно катапультироваться с балкона!». Расслабить, … пробудить любопытство, переключить мозг на поглощение новых ощущений.
Алекс закрыл глаза, борясь с паникой. «Ну? Ты же хотел знать? И это не страшнее, чем стоять на руках на подоконнике четвертого этажа в студенческом общежитии. И не больнее, чем держать руку над костром, следя, чтобы не отдернуть ее первым из пацанов.
- Са-а-аш. Посмотри на меня?
«Не попробуешь – не узнаешь», - ясно прочел Рома в черных глазах.
Ромка тряхнул головой, отгоняя видения, сунулся в духовку. Чуть не сжег завтрак!
Вот, блин, кулинар и гостеприимный хозяин. Задел нечаянно горячий поднос, ойкнул, затряс рукой. Сунул запястье под холодную воду и снова запел, но тихонько:
«Мы к вам приехали на чаас. Привет, бонжур, хэллооу…
А ну, скорей любите наас. Вам крупно повезлоооо».
Начал давиться смехом. Снова эта двусмысленность! Сегодняшним утром ничего не могло испортить его настроение, оно было замечательным, хоть Рома и не испытывал ожидаемого торжества. Слова «месть», «реванш», «поставить на место» казались глупыми и чужими. Видимо, это действительно не его. Но репертуарчик надо сменить.
«Рыжая, рыжая, ты на свете всех милей…
Рыжая, рыжая, не своди с ума парней»
А ведь сейчас его будут бить. Долго и со знанием дела. Рыжий, рыжий, не конопатый убьет Ромочку лопатой… Или ножкой от табуретки… Но хулиганство не отпускало.
« Ты меня люууубишь, лепишь, творишь, малюешь… Оооо, это чудооо…»
- Малиновский, заткнись! – вопль из комнаты прервал пародию на Серова и заставил Рому всхлипнуть от очередного приступа смеха. Крикнул в ответ:
- Завтракать на кухне будем или тебе на подносе в постель принести?
После небольшой паузы из спальни пророкотал воропаевский баритон:
- Я убью тебя, лодочник!
« А чего ты ждал, Алекс? Скажи спасибо, что он не вспомнил «Любовь повернулась ко мне… »… Ну и что. Пусть Ромка радуется, не порти ему утро. Ты же хотел? Ну и как? Тот, кто испытал темный восторг абсолютной власти, может в полной мере оценить болезненное наслаждение абсолютного подчинения… Две стороны одной медали. Состояние уязвимости подчеркивает твою несверхчеловечность, рождает временное желание искать поддержку у кого-то близкого. Кира? Не в этом вопросе. Рома? Близкий по духу и по ситуации… Доверившись телом – довериться душой и помыслами?… Ага. И начать – с открытия того, что на днях в «Зималетто» сменится власть. Заставить выбирать – предупредить Андрея или сохранить тоненькую ниточку, протянувшуюся между ними. А самому смотреть, как Ромка елозит на адовой сковороде, как все же несет новость другу, понимая, что тем самым рвет призрачную связь. И в чем тогда смысл? Какая радость? Все предсказуемо. Зачем развивать что-то большее из легкой интрижки?».
Натянул брюки, набросил рубашку, отправился на кухню.
- Где тут питают с л у ч а й н о задержавшихся гостей? Ба! Итальянский завтрак? Ромио, ты всех по утрам так кормишь, или только мне особый почет?
- Только для VIP! Чай, кофе? Вино, коньяк?
Он был в джинсах, и обернутом вокруг бедер клетчатом полотенце, по подобию официантов в пиццерии. Мокрые после душа волосы забавно топорщились.
- Чай, кофе - потанцуем, водка, пиво – полежим? У нас сегодня прямо-таки «Золотой граммофон». Кофе без сахара, пожалуйста.
Ромка подскочил, налил кофе, перебросил салфетку через руку и замер в шутливом полупоклоне, подавая маленькую чашку со слоником. Саша подыграл – отпустил гарсона небрежным жестом. Малиновский плюхнулся на соседний стул, выхватил из руки Воропаева бутерброд, откусил и вернул на место. Удивленно приподнявшиеся брови его не смутили. Улыбнулся белозубо и беспечно.
- Сашк. Как теперь все будет то? – подпер кулаком подбородок.
- Поженимся и нарожаем детишек, - съязвил Алекс.
- И кто из нас шут? Я же серьезно. – Рома почти обиделся.
- А разве что-то изменилось, Малина? Ты не слишком преувеличиваешь значение нашего кувыркания? В прошлый раз – утренняя трагедия. В этот раз – мечты о совместной старости? Экий ты… фантазер.
– Ты что, Саш, какие трагедии, а тем более мечты? Я и постоянство… Это как ты – и сострадание. Но мы же будем встречаться? Иногда?
- Думаешь, нужно? – Саша задумчиво уставился на холодильник в наклейках с гоночными машинами.
- Если ты из-за…
- Нет.- Резко оборвал его Алекс. – Я никогда не жалею о том, что сделал. Ни-ког-да. И никогда не делаю того, что не хочу. А вот тебе стоит жалеть. Что скажет Жданов, когда поймет, что ты проводишь время с его врагом? Не обвинит в предательстве? Не пришьет шпионаж? Не отвернется, узнав подробности?
- А вы помиритесь! – Рома понял, что сказал нелепость. - Хотя… в любом случае, нам надо быть осторожнее.
«Нам» отозвалось эхом в наступившей на кухне тишине.
- Нам надо - все закончить прямо сейчас. Так будет легче и проще. – Александр встал, показывая, что разговор окончен. Он снова был главным, впрочем, как всегда. – За кофе спасибо.
«Ну и подумаешь! Не очень то и хотелось!» - думал Рома, оставшись один в пустой квартире. Вяло ковырял вилкой остывшую лазанью, поглядывая на свои часы, выложенные перед уходом Сашей на стол.
«Так будет легче. Всем», – убежденно повторил себе Воропаев, садясь в такси.
[Почему-то ни легкости, ни простоты не получалось.
Рома, отбросив напускную веселость и привычную легкомысленность, все свободное время скрипел мозгами, анализируя и делая выводы.
«Все очень просто – тебе со мной… кайфово. Но ты не уверен, что и мне с тобой так же. И еще – сомневаешься, что это правильно».
А ведь прав Сашка. Кайфово. Словечко напоминало безумные выходки детства, бешеный адреналин и страх быть пойманными на запретном. Будто снова залезли в чужой сад, рвали кислые яблоки, зная, что где-то рядом отвязана кавказская овчарка, а у хозяина есть ружье с солью. В то время, когда дома благополучных деток ждали корзины с заморскими фруктами, прочие излишества и ремень строгого отца, стыд, раскаянье. И клятвенные заверения: «Я больше не буду!», даваемые горячо, искренне, и тайная мысль, что можно придумать что-то другое, не менее захватывающее.
А то, что не уверен в Воропаеве – только подстегивает. Хотя нет. Что Воропаеву тоже «кайфово», он успел убедиться. И дело не в том, кто кого, кто громче стонал или сильнее извивался … а в том, что какую бы чушь Сашка не произносил вслух – Рома чувствовал, что ему хорошо с ним. Им обоим хорошо. Вместе. Говорить то Воропаев мастак, особенно колкости и гадости, лишь бы никто не понял, что он чувствует на самом деле, лишь бы не пытались пробиться за крепостную стену, которой он себя окружил. Его, Рому, он пустил ненадолго во внешний двор, постоять у ворот на одной ноге, и тут же указал место «в прихожей на коврике», чтоб не забывался. Оскорбленность уже отступила, Малиновский справился с ней на удивление быстро. Не то чтобы – плюнули в лицо – и утерся, а скорее решил не обижаться на больного. Даже любопытно стало, как после заверений в необходимости все закончить, Алекс умудрится найти повод для новой встречи.
В правильности и сомневаться нечего – что же тут правильного, если хочется снова встретиться с вреднющим гордецом. И снова – дело не совсем в сексе. Тянет его к Алексу, необъяснимо и пугающе тянет.
Смешно. Было бы это приключение с очередной Олечкой-Леночкой, Жданов, услышав про такую тягу, обязательно схохмил:
- А если это любовь? Большая и чистая, как вымытый слон?
Слава богу, здесь про любовь и мысли никакой не мелькнет. Давно утерянное притяжение, некое родство в устремлениях и понимание взаимных желаний, притязаний и ограничений. Конечно, плюс эротическая составляющая. К голубым Рома себя по-прежнему не относил, но признавал, что «кувыркания» с Алексом ему понравились. Вот умеет он подобрать противное словечко, которое потом никак не отцепится!
Никаких сантиментов. Только желание быть принятым в диковинном готическом замке. Протоптать туда дорожку, заполучить собственное место у пылающего камина. Почувствовать, что тебя бесповоротно признали своим.
И все же… вдруг, это действительно – финиш? Вдруг не отгораживание ехидством, а нежелание общаться… Что он сделал не так?
«Ну не дурак ли ты, Александр Юрьевич?» - вопрошал Воропаев свое отражение в зеркале лифта. «Не на свидание едешь, на Совет акционеров. И несешь с собой бомбу в относительно тоненькой папке, которая сегодня взорвет гудящий улей «Зималетто». Сосредоточься. День-то грозит стать знаменательным, а ты… А ты раздвоился, причем бОльшая половина занята мыслями о Малиновском. Сильно ли тот обиделся?
«Но мы же будем встречаться? Иногда?
- Думаешь, нужно?»
Сказал бы кто так тебе самому… все. На этом бы можно было ставить точку. Ты бы – никогда даже поздороваться не подошел. И не преминул при случае свинью подложить. Ромка быстро отойдет, он другой. Нет в нем обнаженного нерва гипертрофированного самолюбия. Ой, да у нас сегодня приступ самобичевания? Какой я нехороший, Рому «послал». Послал – значит, судьба такая. Планида, как говаривала бабушка. Все равно это ни к чему путному не приведет.
Осторожничаешь, Саша? Огласка нежелательна, но не ужасна. В наших кругах бисексуальность не такая редкая вещь, чтобы все показывали пальцем. Кира, Кристина… Попереживают и привыкнут. Меньше любить не станут. Павел и Марго? Сделают вид, что не в курсе. Вот обыватели мусолить новость начнут, строить догадки, сплетничать о нюансах твоей личной жизни – неприятно,… но не смертельно. Так может, не стоило решительно отказываться от редких, к обоюдному удовольствию, встреч с Малиновским? Или все дело в том, что тебе этого мало? Мало приходящего приятеля, хочешь заполучить его в свое безраздельное владение? Чтобы сидел и терпеливо ждал, когда тебе придет в голову идея позвать его, пригласить развлечься? Странные собственнические инстинкты, не находишь? Ладно бы – любовь неземная, как говорится: «люблю, жить без него не могу…». Ан нет. Просто чтоб было твое и больше ничье.
Каждому, кто уезжает надолго из дома, по возвращению – в отпуск ли, на каникулы, становится заметно, что он выпал из реальности своих друзей. Они помнят тебя, ждут с нетерпением приезда, радуются, но постепенно отдаляются. Вот так, уставая от английского зверинца, ты торопился домой, к друзьям, к родным, с трепетом ожидая момента, когда можно будет сбросить маску уверенности и высокомерия, расслабиться, быть самим собой. Но от каникул к каникулам подмечал, что Ромка отчуждается, что рохля Андрюха, на которого ты привык смотреть снисходительно, как на своего вассала, из ведомого превращается в признанного баловня судьбы, уводя за собой твоего друга. И принял это как неизбежность. А теперь? Тебе кажется, что он возвращается, твой друг? Нужно ли тебе это? Подумай! Отдаешь ли ты себе отчет, что Малиновский всегда будет сиамским близнецом Андрея? Он всегда будет выбирать Жданова, какие бы отношения у вас не сложились. А ты – ни за что на свете не станешь строить козни, чтобы разбить эту пару, потому что хочешь, чтобы все было по н а с т о я щ е м у.
Упс, как говорят подростки. Вот вы и договорились Александр Юрьевич. Вам, значит, нужен Малиновский, чтобы пришел сам, и добровольно разделил ваше гордое одиночество. Охренительно, мягко говоря… А мне то казалось, вы довольны своей жизнью…
Как же это здорово, что ты все оборвал на начальной стадии! При тебе – драгоценная независимость. И все понятно: ты по эту сторону, они – по ту. Сейчас начнется совет, Жданов будет воспевать свои успехи, а ты посадишь его в лужу, докажешь, что он неудачник и разгильдяй. Будешь торжествовать, читая на лице всей троицы заговорщиков растерянность и панику. И даже удержишься от сакраментального «Я же вам говорил» обращенного к Кире и Ждановым.
А Рома… Чтож, придет, так не выгонишь. Почему не порезвиться разок-другой, если приспичит. Но никаких глупостей во множественном числе. «Мы», «Наше», «Нам»… Не потакать глупым фантазиям.
Каждый сам по себе».
/MORE]
@темы: НРК
меня смущает, что рома тут какой-то застенчивый, что ли ) или мне кажется )
но ощущение есть, что рамаяна сашу больше любит, может, поэтому малиновский таким получается
Можешь, наконец, успокоиться, неугомонный, ты был великолепен. Так, кажется, принято говорить?
уползла под стол, потому что это именно та фраза, которую "мой" Сашка произносит после первой
брачнойночи с Ромой в моих фантазиях. В общем, я наконец-то окончательно признала Сашку "своим", подпишусь под всеми его размышлениями в этой части!Ты ваЩе не удивляйся автор тебя сильно любит и может подражать))
А вот Рома не МОЙ(( Мой - круче
Так и есть. Я с этим борюсь, но это бесполезно(
даа, мой Сашка - лучший!
насчет Ромы соглашусь, что он быперешагнул и выплюнул. у него наглости или безбашенности еще побольше, чем у Сашки, если подумать. но они друг другу подходят, это судьба, поэтому он не может перешагнуть)))